tamara_borisova (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
tamara_borisova) wrote2010-01-02 06:44 pm
tamara_borisova) wrote2010-01-02 06:44 pm
Про Тоню, Лиду и веник
Вчера я пообещала Оле ![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
una_tartaruga рассказать об одном изощрённом способе самоубийства, сегодня выполняю обещанное, присовокупляя бонус — два моих личных идиотизма (немедленно перестаньте смеяться, это научный термин).
Но сначала про самоубийство при помощи веника.
В 1969 году мы уехали из моего первого домрайсада во второй (о нём ещё будет лоскуток с названием «Пыль», он почти готов) — в село Балки Васильевского района Запорожской области, где мы жили в коттеджике, предоставленном моему папе совхозом или сельхозтехникой, мама преподавала русский язык в местной школе (в которой обучение велось на украинском языке), а мы с сестрой ездили в тогда маленький и молоденький, строящийся шахтёрский городок, а сейчас очень красивый город Днепрорудный — в русскую школу.
Единственная попытка перевести хотя бы меня, учившуюся в четвёртом классе (а сестре уже было поздно, она была в восьмом), в украинскую школу (автобусы в Днепрорудный ходили через пень колоду, зимой было особенно трудно) окончилась сокрушительной неудачей — я не смогла осуществлять тройные перекодировки, особенно на уроках математики и английского: пока я в уме переведу вопрос учителя, пока сформулирую ответ на русском, пока переведу обратно на украинский... в общем, жуть, уж лучше преодолевать географические пространства, чем ментальные, — я продолжала ездить за десять километров (три года, третью четверть седьмого класса я начинала уже в Сумах).
Но это вовсе не означало, что я не знала или не любила украинского языка, просто «коммуникативные фрагменты» (которые у нас являются минимальными единицами мышления и речи, а вовсе никакие не слова, но лингвисты и тем более литературоведы так и будут токовать глухарями, — а ведь Борис Гаспаров ещё жив, и есть время и возможность ему поклониться за открытие...) у меня были русские, украинский же язык я знала пассивно: читала и писала, но не говорила, поскольку никогда не слышала вокруг себя живой украинской речи (Балки были первыми, где украинский язык жил в людях).
И меня очень любила учительница украинского языка и литературы в Днепрорудненской средней школе — № 2; там сначала всего две школы и было, номер один и два, вторая была ближе к «морю» (Каховскому водохранилищу), и мы на переменках бегали купаться (стоп, об этом будет в «Пыли»...), в первой я успела немного поучиться, но четвёртые классы перевели во вторую смену, мне это с моими автобусными поездками было не только несподручно, а и опасно...
Точно помню, что учительницу звали Инна, а вот отчество могу уже и переврать (ну прошло же почти сорок лет!): Николаевна?
Любила она меня настолько (я хорошо шла по всем языкам и литературам), что даже ревновала... к русскому языку.
А когда она узнала, что мы уезжаем в Сумы, то смешно обиделась и сказала мне с досадой:
– Турок ты, Тамара!
Что меня одновременно изумило (ну разве я виновата, что родители переезжают?), порадовало (приятно же, когда тебя любят) и рассмешило: в глазах моей любимой учительницы, ярчайшей личности, влюблённой в родное слово, я предстала извечным врагом и предателем украинского народа — турком...
Так вот, речь у Инны Николаевны была такая же живая и яркая, как и у вчерашней мамы с дочкой, оттого и вспомнила я про веник, разноцветным пучком смысла расходящийся во все стороны: говоря о чём-то небывало интересном, смешном, чудном, Инна Николаевна всплескивала руками, потом прижимала их ладонями к обеим щекам и, удивлённо покачивая головой, говорила ликующим тоном:
– З віника вбиться [з виныка вбыться]! Что буквально означало разбиться с высоты веника...
Я так думаю, что русское «убиться веником» — это просто жалкое эпигонство, или даже искажённая, переиначенная калька.
Ну скажите мне: как можно убиться веником? Ещё убить с какой-то натяжкой — да... Уж поверьте мне, специалисту по разборкам с Кмопом и Семаджиком с помощью веничной коренюшки, — ни убить веником, ни тем более убиться (это ж вам не ружжо) — не-воз-мож-но.
Зато убиться с веника — это можно. То есть нельзя, конечно, потому что это из разряда небылиц, нескладух и прочих небывальщин, — но которые, однако, всегда возможны, поскольку всегда инверсируют реальную действительность, прихотливо перемешивая слои бытия.
А тут не лезет ни в какие ворота, а точнее сказать — не держится купы.
Купы нэ дэржыться [купи не держиться] — это буквально когда кучу насыпаешь, а она рассыпается, не держится в кучке, расползаясь бесформенной субстанцией по земле.
Ну а теперь наконец обещанные в начале лоскута мои личные окказиональные идиотизмы (потому как бывают ещё узуальные, общеязыковые).
Каким-то неведомым для меня способом вместе со всеми этими вениками в моей купе, которая цепко держится (вкупе с прочими лоскутами праздничной расцветки), то есть в моей памяти, оказались крепко спаяны Тоня и Лида.
Но перо моё настолько бессильно передать всё очарование этих двух персонажей (которых на самом деле звали неведомо как: Тоня и Лида были адресатами их апеллятивов, то есть к Тоне и Лиде взывали неведомые мне по именам «реципиенты»), что я даже попробовала передать и интонацию, и голосовые обертоны, записав звуковой файл, в котором в очередной раз выступила мастерицей художественного чтения).
Однако же и словами кое-что передать можно...
Тоня
Однажды я была в гостях у Людмилы Степановны, Л. С. куда-то отлучилась, а тут как назло раздался очень настойчивый телефонный звонок, не умолкавший несколько минут.
Взяв трубку, я услышала жалобный старческий голос:
– Людочка, мэни погано, скорую...
– Это не Людочка, а кто Вы, как я могу Вам помочь?
– Детка, спустыся до мэнэ на *** этаж, двэри у квартиру я одкрыла, в мэнэ давление высокое...
Бегу, нахожу в квартире крупную такую старушку, совершенно красную от повышенного давления, срочно вызываю скорую, укладываю её на постель, надеваю по её просьбе на ноги шерстяные носки, открываю-закрываю форточки, двери, приношу тарелки и табуретки (всё по её указаниям).
Приезжает скорая, делает укол, я какое-то время ещё сижу, исполняя роль прилежной нянечки...
Наконец ухожу, напоследок померив ей давление и убедившись, что оно пришло в относительную норму, и исполнив все необходимые ритуалы: сводив в туалет, открыв-закрыв форточку, принеся компот, котлеты на тарелке, чистое полотенце, банку с зубами, ещё что-то...
Не успеваю вернуться к Людмиле Степановне, благополучно возвратившейся из отлучки, — раздаётся новый звонок с просьбой сходить в магазин за молоком, кефиром, булками (всё это всегда с удовольствием делают для старушки Л. С. и прочие соседи).
Прихожу, достаю деньги из заветного места, ухожу в магазин, по-прежнему оставив дверь открытой...
А пока мы сидели до и после скорой, старушка (очень крупная, с крупной головой, руками, ступнями, ещё и очень полная) успела мне пожаловаться, что отпустила на праздники в деревню свою приживалку Тоню, роль которой я так успешно выполняла: Тоня, будучи уже сама пенсионного возраста, каким-то образом лишилась жилья, и досматривает теперь эту нашу старушку (со всеми ухватками капризной барыньки из «Муму», классическая такая Салтычиха), которая гоняет её как сидорову козу, полностью подчинив своему быту (пока я водила её в туалет и всяко обихаживала, она мне всё время рассказывала: я люблю, чтобы было так-то и так-то, а форточка чтобы была так-то и так-то, а табуретка чтобы стояла так-то и так-то, а суп чтобы был подан такой-то и такой-то...).
И вот эта несчастная Тоня, живя на птичьих правах (потому что ещё неизвестно, достанется ли ей та жилплощадь, учитывая характерец нашей старушки) в запущенной квартире, пропахшей старческой мочой и прочими запахами, сопровождающими не желающего производить хоть какие-то гигиенические действия человека, и будучи всячески помыкаема властной «благодетельницей», — несчастная Тоня наверняка там вся об-икалась, так часто поминалось её имя: мол, я такая больная, а Тони нет!..
...Наверное, я слишком быстро сходила в магазин, — но только, скрипнув дверью, я услышала жалобный голос старушки, решившей, что у Тони наконец заговорила совесть, и она всё бросила, почуяв сквозь километры необходимость вернуться на свой пост, — слабый, умирающий, протяжный голос Иосифа, оставленного в пустыне без воды и пищи, у рокового колодца:
– То-о-ня-а-а... Цэ ты-ы? —
и сразу же, без малейшего перехода, нормальным будничным деловым голосом, довольно бодрым (узрев меня на пороге комнаты с полными сумками):
– А, цэ вы?
Долго я рассказывала эту рассказку, аж пока не убедилась, что все хорошо усвоили её, и теперь я смело использую свой любимый идиотизм, говоря о чьём-то капризном притворстве:
– То-о-ня-а-а... Цэ ты-ы...
Лида
А с Лидой было намного короче, но и намного ярче и смешнее.
Местное наречие (и местный тип разбитной молодухи) [я сумчан опознаю мгновенно на любом переполненном, кишащем людьми вокзале] предполагают такое особое звукоизвлечение — народным голосом. Вот представляете себе так называемое открытое народное пение? когда никакого яблочка во рту, никакого резонирования маской или диафрагмой: всё делается в глубине горла, которое буквально видно, потому что рот широко открыт, как будто дёргаешь за одну струну на контрабасе или играешь на варгане, — резким, ничего не таящим: ого-го-о-о! эге-ге-е-е! Слушайте меня, горы, реки, поля и леса-а-а...
И вот захожу я в новооткрытый магазинчик — сихондэ, но с достаточно новыми и модными вещами, причём фирменными джинсовыми изделиями — юбками, брюками, куртками, сумками...
И стоят две таких бойких молодухи — крепко сбитых, со свисающим отовсюду жирком, с широкими спинами вятских лошадок, — возле круглой вешалки с короткими брючками чуть за колено (между коленом и щиколоткой), тогда такие как раз входили в моду.
И одна, держа перед собой эти брюки (к тому же необъятных размеров) и недоверчиво щурясь, говорит скептически:
– Та шось воны дужэ каротки...
– А вторая (на ликующем варгане):
– Ли-ида!!! Та цэ [ж] ка-апри!
В общем, не характеры, а чудо!
З віника вбиться...
Вместо
Музыкального киоска
сегодня у нас «научпоп»: я показываю вам учебный фильм, наглядно демонстрирующий непередаваемую (в том числе и не передаваемую иными способами) информацию...
Там две попытки Тони, не стала стирать, поскольку в первой лучше передана реплика а, цэ вы, а во второй — Тоня, цэ ты.
Лида и Капри удались мне с первой же попытки (аж Копейка с окна обернулась).
А это домашние картинки к моему сегодняшнему пастишу.
А кто думает, что так спать неудобно, — тот ничего не понимает в капрях.
una_tartaruga рассказать об одном изощрённом способе самоубийства, сегодня выполняю обещанное, присовокупляя бонус — два моих личных идиотизма (немедленно перестаньте смеяться, это научный термин).Но сначала про самоубийство при помощи веника.
В 1969 году мы уехали из моего первого домрайсада во второй (о нём ещё будет лоскуток с названием «Пыль», он почти готов) — в село Балки Васильевского района Запорожской области, где мы жили в коттеджике, предоставленном моему папе совхозом или сельхозтехникой, мама преподавала русский язык в местной школе (в которой обучение велось на украинском языке), а мы с сестрой ездили в тогда маленький и молоденький, строящийся шахтёрский городок, а сейчас очень красивый город Днепрорудный — в русскую школу.
Единственная попытка перевести хотя бы меня, учившуюся в четвёртом классе (а сестре уже было поздно, она была в восьмом), в украинскую школу (автобусы в Днепрорудный ходили через пень колоду, зимой было особенно трудно) окончилась сокрушительной неудачей — я не смогла осуществлять тройные перекодировки, особенно на уроках математики и английского: пока я в уме переведу вопрос учителя, пока сформулирую ответ на русском, пока переведу обратно на украинский... в общем, жуть, уж лучше преодолевать географические пространства, чем ментальные, — я продолжала ездить за десять километров (три года, третью четверть седьмого класса я начинала уже в Сумах).
Но это вовсе не означало, что я не знала или не любила украинского языка, просто «коммуникативные фрагменты» (которые у нас являются минимальными единицами мышления и речи, а вовсе никакие не слова, но лингвисты и тем более литературоведы так и будут токовать глухарями, — а ведь Борис Гаспаров ещё жив, и есть время и возможность ему поклониться за открытие...) у меня были русские, украинский же язык я знала пассивно: читала и писала, но не говорила, поскольку никогда не слышала вокруг себя живой украинской речи (Балки были первыми, где украинский язык жил в людях).
И меня очень любила учительница украинского языка и литературы в Днепрорудненской средней школе — № 2; там сначала всего две школы и было, номер один и два, вторая была ближе к «морю» (Каховскому водохранилищу), и мы на переменках бегали купаться (стоп, об этом будет в «Пыли»...), в первой я успела немного поучиться, но четвёртые классы перевели во вторую смену, мне это с моими автобусными поездками было не только несподручно, а и опасно...
Точно помню, что учительницу звали Инна, а вот отчество могу уже и переврать (ну прошло же почти сорок лет!): Николаевна?
Любила она меня настолько (я хорошо шла по всем языкам и литературам), что даже ревновала... к русскому языку.
А когда она узнала, что мы уезжаем в Сумы, то смешно обиделась и сказала мне с досадой:
– Турок ты, Тамара!
Что меня одновременно изумило (ну разве я виновата, что родители переезжают?), порадовало (приятно же, когда тебя любят) и рассмешило: в глазах моей любимой учительницы, ярчайшей личности, влюблённой в родное слово, я предстала извечным врагом и предателем украинского народа — турком...
Так вот, речь у Инны Николаевны была такая же живая и яркая, как и у вчерашней мамы с дочкой, оттого и вспомнила я про веник, разноцветным пучком смысла расходящийся во все стороны: говоря о чём-то небывало интересном, смешном, чудном, Инна Николаевна всплескивала руками, потом прижимала их ладонями к обеим щекам и, удивлённо покачивая головой, говорила ликующим тоном:
– З віника вбиться [з виныка вбыться]! Что буквально означало разбиться с высоты веника...
Я так думаю, что русское «убиться веником» — это просто жалкое эпигонство, или даже искажённая, переиначенная калька.
Ну скажите мне: как можно убиться веником? Ещё убить с какой-то натяжкой — да... Уж поверьте мне, специалисту по разборкам с Кмопом и Семаджиком с помощью веничной коренюшки, — ни убить веником, ни тем более убиться (это ж вам не ружжо) — не-воз-мож-но.
Зато убиться с веника — это можно. То есть нельзя, конечно, потому что это из разряда небылиц, нескладух и прочих небывальщин, — но которые, однако, всегда возможны, поскольку всегда инверсируют реальную действительность, прихотливо перемешивая слои бытия.
А тут не лезет ни в какие ворота, а точнее сказать — не держится купы.
Купы нэ дэржыться [купи не держиться] — это буквально когда кучу насыпаешь, а она рассыпается, не держится в кучке, расползаясь бесформенной субстанцией по земле.
Ну а теперь наконец обещанные в начале лоскута мои личные окказиональные идиотизмы (потому как бывают ещё узуальные, общеязыковые).
Каким-то неведомым для меня способом вместе со всеми этими вениками в моей купе, которая цепко держится (вкупе с прочими лоскутами праздничной расцветки), то есть в моей памяти, оказались крепко спаяны Тоня и Лида.
Но перо моё настолько бессильно передать всё очарование этих двух персонажей (которых на самом деле звали неведомо как: Тоня и Лида были адресатами их апеллятивов, то есть к Тоне и Лиде взывали неведомые мне по именам «реципиенты»), что я даже попробовала передать и интонацию, и голосовые обертоны, записав звуковой файл, в котором в очередной раз выступила мастерицей художественного чтения).
Однако же и словами кое-что передать можно...
Тоня
Однажды я была в гостях у Людмилы Степановны, Л. С. куда-то отлучилась, а тут как назло раздался очень настойчивый телефонный звонок, не умолкавший несколько минут.
Взяв трубку, я услышала жалобный старческий голос:
– Людочка, мэни погано, скорую...
– Это не Людочка, а кто Вы, как я могу Вам помочь?
– Детка, спустыся до мэнэ на *** этаж, двэри у квартиру я одкрыла, в мэнэ давление высокое...
Бегу, нахожу в квартире крупную такую старушку, совершенно красную от повышенного давления, срочно вызываю скорую, укладываю её на постель, надеваю по её просьбе на ноги шерстяные носки, открываю-закрываю форточки, двери, приношу тарелки и табуретки (всё по её указаниям).
Приезжает скорая, делает укол, я какое-то время ещё сижу, исполняя роль прилежной нянечки...
Наконец ухожу, напоследок померив ей давление и убедившись, что оно пришло в относительную норму, и исполнив все необходимые ритуалы: сводив в туалет, открыв-закрыв форточку, принеся компот, котлеты на тарелке, чистое полотенце, банку с зубами, ещё что-то...
Не успеваю вернуться к Людмиле Степановне, благополучно возвратившейся из отлучки, — раздаётся новый звонок с просьбой сходить в магазин за молоком, кефиром, булками (всё это всегда с удовольствием делают для старушки Л. С. и прочие соседи).
Прихожу, достаю деньги из заветного места, ухожу в магазин, по-прежнему оставив дверь открытой...
А пока мы сидели до и после скорой, старушка (очень крупная, с крупной головой, руками, ступнями, ещё и очень полная) успела мне пожаловаться, что отпустила на праздники в деревню свою приживалку Тоню, роль которой я так успешно выполняла: Тоня, будучи уже сама пенсионного возраста, каким-то образом лишилась жилья, и досматривает теперь эту нашу старушку (со всеми ухватками капризной барыньки из «Муму», классическая такая Салтычиха), которая гоняет её как сидорову козу, полностью подчинив своему быту (пока я водила её в туалет и всяко обихаживала, она мне всё время рассказывала: я люблю, чтобы было так-то и так-то, а форточка чтобы была так-то и так-то, а табуретка чтобы стояла так-то и так-то, а суп чтобы был подан такой-то и такой-то...).
И вот эта несчастная Тоня, живя на птичьих правах (потому что ещё неизвестно, достанется ли ей та жилплощадь, учитывая характерец нашей старушки) в запущенной квартире, пропахшей старческой мочой и прочими запахами, сопровождающими не желающего производить хоть какие-то гигиенические действия человека, и будучи всячески помыкаема властной «благодетельницей», — несчастная Тоня наверняка там вся об-икалась, так часто поминалось её имя: мол, я такая больная, а Тони нет!..
...Наверное, я слишком быстро сходила в магазин, — но только, скрипнув дверью, я услышала жалобный голос старушки, решившей, что у Тони наконец заговорила совесть, и она всё бросила, почуяв сквозь километры необходимость вернуться на свой пост, — слабый, умирающий, протяжный голос Иосифа, оставленного в пустыне без воды и пищи, у рокового колодца:
– То-о-ня-а-а... Цэ ты-ы? —
и сразу же, без малейшего перехода, нормальным будничным деловым голосом, довольно бодрым (узрев меня на пороге комнаты с полными сумками):
– А, цэ вы?
Долго я рассказывала эту рассказку, аж пока не убедилась, что все хорошо усвоили её, и теперь я смело использую свой любимый идиотизм, говоря о чьём-то капризном притворстве:
– То-о-ня-а-а... Цэ ты-ы...
Лида
А с Лидой было намного короче, но и намного ярче и смешнее.
Местное наречие (и местный тип разбитной молодухи) [я сумчан опознаю мгновенно на любом переполненном, кишащем людьми вокзале] предполагают такое особое звукоизвлечение — народным голосом. Вот представляете себе так называемое открытое народное пение? когда никакого яблочка во рту, никакого резонирования маской или диафрагмой: всё делается в глубине горла, которое буквально видно, потому что рот широко открыт, как будто дёргаешь за одну струну на контрабасе или играешь на варгане, — резким, ничего не таящим: ого-го-о-о! эге-ге-е-е! Слушайте меня, горы, реки, поля и леса-а-а...
И вот захожу я в новооткрытый магазинчик — сихондэ, но с достаточно новыми и модными вещами, причём фирменными джинсовыми изделиями — юбками, брюками, куртками, сумками...
И стоят две таких бойких молодухи — крепко сбитых, со свисающим отовсюду жирком, с широкими спинами вятских лошадок, — возле круглой вешалки с короткими брючками чуть за колено (между коленом и щиколоткой), тогда такие как раз входили в моду.
И одна, держа перед собой эти брюки (к тому же необъятных размеров) и недоверчиво щурясь, говорит скептически:
– Та шось воны дужэ каротки...
– А вторая (на ликующем варгане):
– Ли-ида!!! Та цэ [ж] ка-апри!
В общем, не характеры, а чудо!
З віника вбиться...
Вместо
Музыкального киоска
сегодня у нас «научпоп»: я показываю вам учебный фильм, наглядно демонстрирующий непередаваемую (в том числе и не передаваемую иными способами) информацию...
Там две попытки Тони, не стала стирать, поскольку в первой лучше передана реплика а, цэ вы, а во второй — Тоня, цэ ты.
Лида и Капри удались мне с первой же попытки (аж Копейка с окна обернулась).
А это домашние картинки к моему сегодняшнему пастишу.
А кто думает, что так спать неудобно, — тот ничего не понимает в капрях.
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
no subject
no subject
no subject
а голосок-то - приятный, не надо прятаться за чужими голосами))) спойте, плизззз))
no subject
Голос слабый, петь вместе с кем-то не могу - сбиваюсь на партию другого человека.
Так что может только получиться как в басне про ворону. :)))
no subject
no subject
Это нужно только слышать.
Первое время, как только мы сюда переехали, мы думали, что люди специально так утрируют - кривляясь вроде. Такими специальными клоунскими голосами разговаривают...
Оказывается - нет, всё "по правде".
А старуха - да, типовая, это словами можно описать.
Лида же - это специфическая такая бытийная краска, уникальная.
no subject
no subject
А когда я Мишу ругала - разве не ближе к настоящему автору было?
Да, мне - стыдобушка - семиклассники говорили в 1982 году: "у Вас голос - детский"... Вот тебе и "учительница". :)))
no subject
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
Перевоплощение старушки - ну это ж надо! А Лиду без тебя я бы не представила.
no subject
Ага, старушку ещё можно представить, а Лиду с капрями - нет, ибо это типично сумское, такого нигде нет...
Я потому и записала - это если не услышишь живьём, то представить невозможно.
А вы там как - пили аспи-спу... тэе-то як його, чтобы не сказать опять про буль... ой, молчу, молчу!
no subject
Мне еще показалось сначала, что в качестве заставки фотография просто дана, а потом смотрю - и правда Копейка там шевелится.
Ой нет, прикол еще тот :)))
Нет, не пили еще, завтра гостья придет.
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
(Кстати, после знакомства с выражением "аффтар, убей себя ап стену", "убиться веником" кажется вполне разумным):-)
no subject
Например: дэржить мэнэ, бо я вырвуся (держите меня, а то я вырвусь), или: сидай, бабо, пидвэзу - нэма часу, трэба йты (садись, баба, подвезу - некогда, нужно идти), или: Ось ваша шапка, у синях - палка, надвори мисячно - ночуйтэ в нас! Вот ваша палка, в сенях - палка, на улице лунно (месяц светит) - ночуйте у нас!
У меня такого тысячи карточек - материал для диссертации по юмору (не написанной).
Как и пословиц Даля выписанных - самых-самых-пресамых: баба пока с печи летит, семьдесят семь дум передумает, держи за хвост, а вожжи брось - легче так править, здесь не сижу, там не хочу - понеси меня к нам...
О, вспомнила, у меня же задуман лоскут о пословицах как синопсисах фильмов.
Всё, молчу, молчу...
Последнее только скажу ещё: прыйшов хтось та украв щось, а я за ным - та нэ знаю, за кым (пришёл кто-то и украл что-то, а я за ним, да не знаю, за кем).
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
no subject
Так и будут - миниатюрами в ЖЖ. :)))
no subject
А "турок" тоже часто слышала, смысл всегда такой: непонятливый, бестолковый. И всегда с ворчливо-шутливой интонацией.
От снимков млею. Такой сладкий, такой безмятежный и трогательный сон. И потрогать эту спящую пушистость хочется прямо неудержимо.
А голос у вас, Тамарочка, красивый, Светлана права.
no subject
У меня этими снимками завален весь комп: иду куда-то - на кухню, например, - и бегом обратно в комнату за фотиком!
А потом жалко стирать дубли - так весь комп и забила...
А про голос - несолидный какой-то он у меня, хорошо, что больше не преподаю, а то семиклассники говорили: у Вас голос - детский. :)))
no subject
Про турка вспоминается: "Такэ маленьки, а вже турчкеня!"
Кошаки милейшие - я тоже своих щелкаю без конца.
no subject
Я своих наконец почти перестала - ну забила до отказа уже комп...
no subject
(no subject)
(no subject)
(no subject)
(no subject)
no subject
no subject
Поскольку многовековой враг, то - да, вражина.
Плюс именно "турок" - бестолковый, не понимает человеческого (нашего) языка, ещё и веры басурманской.
Короче, урод по всем статьям. :)))