tamara_borisova (![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
tamara_borisova) wrote2012-01-21 01:49 am
tamara_borisova) wrote2012-01-21 01:49 am
Entry tags:
Письма Г. В. Степановой. 18 марта 1983 года
Начало здесь, остальное по тегу, начинать лучше снизу, поскольку в ЖЖ записи идут «вверх ногами».
18 марта 1983
Во первых строка́х моего письма:
насчёт Аа и Аа1 [1] — это, по-моему, вопрос чертёжный. Мне кажется, проблема должна быть сформулирована, в качестве варианта (необязательного):
1. Чем (качественно!) отличаются синонимы (думать, мыслить, размышлять, раздумывать и т.д.) от лексико-семантических вариантов:
думать 1 (размышлять);
думать 2 (полагать);
думать 3 (намереваться);
думать 4 (заботиться).
2. Качество (опять же!) при этом, очевидно, должно быть рассмотрено с учётом принадлежности к части речи.
3. Каждая часть речи «шагает» (предполагаю!) в разном направлении, т.е. они имеют разные «конечные цели» как семантические метаморфозы.
Прилагательное — оценка (железный);
глагол — вхождение всё в более и более отвлечённые понятия:
забыть зонтик — предмет
забыть стихи
забыть и думать — память [всё это] перестать иметь [см. в примечаниях в самом низу страницы факсимиле письма, где всё это организовано графически, т.е. более точно — Т. Б.];
существительное — при пестроте в силу денотата и проч. метафоричности, метонимичности и т.д. — к высвобождению от всего этого и указанию на нечто или некто (вещь, предмет, [нрзб.]) или оценки (бревно, [нрзб.])
(объединяет в себе пути глагола и прилагательного? — Надо думать!)
Понимаю, что подобная постановка проблемы требует:
сущ. глаг. прил.
разные группы
а) Рассмотреть многозначность, б) синонимию, в) сравнить группы и т.д.
Но и не говорить об этом нельзя, потому как нельзя уже только «взгляд и нечто» [2] и опять же на примере «стол» [3].
Синонимы — это характеристика предмета, процесса, признака.
Многозначность (качественная, функциональная и т.д.) — это расширение (или углубление?) понятия или ход к понятию (так вроде утверждает Аветян). Для «думать» — фазы мышления, для «говорить» — три стороны речи, для «гореть» — ассоциации (по Шмелёву) света, уничтожения и тепла и т.д.
Поэтому семантическое расстояние между синонимами и между лексико-семантическими вариантами — не только разное по величине, но и по качеству, а как это — индукция, дедукция — не знаю.
За Битова — благодарю. Когда-нибудь, исследуя через много-много лет наше время, обратятся к Битову. Информацию получат социологическую — весьма ценную. Эстетическую — это само собой.
С переводом [4] что Вы делали — Ваше дело, а мне, читателю, нравится, и, не зная языка, я буду Саймонса знать таким, каким Вы его перевели, исполать Вам, Тамара Владимировна!
«Зеркало» [5] смотрела по-разному: с напряжением до головной боли, с рассматриванием деталей, с выстраиванием линий ко всем остальным фильмам и т.д.
Но эмоции как-то уходили на второй план.
Очевидно, мешала непривычность формы. Когда-то я читала большие куски его сценария («Белый день») [6].
Конечно, когда впервые смотришь фильм в форме лирического стихотворения — не до эмоций, тут как бы сообразить, что к чему. А фильм к тому же потрясающе объясняет самого Тарковского, истоки, выходы в иные фильмы, зрительный ряд и т.п.
Гончаренко [7] должна была вести подробные записи «То вознесёт меня высоко, то бросит в бездну без стыда» [8].
Этот вечный сюжет должен окраситься местным, С.-Будским колоритом.
Басня [9] хороша в «моральном» смысле. Но меня смущает язык. Какой-то он... не русский. Калькированный.
Светлане Исааковне можно было и не беспокоиться с «Азартом» [10]. Тем более, как я вроде бы и собираюсь появиться в светлом городе Сумах, в котором будет идти «Амаркорд».
Сделала открытие о преимуществах преклонного возраста: начиная с 50 лет можно всё время читать одни и те же книги, ну так штук 20-30 отобрать и — по порядку. Пока кончишь двадцатую, ничего уже не помнишь, что было в первой.
Это и есть perpetuum mobile, а не то, что думают технари: читаю Александра Гладкова — как будто никогда не открывала этой книги.
Будьте здоровы
Роспись
Примечания
1. Я продолжала колебать мировые струны семантики и спрашивала в письме от 14 марта, что Г. В. думает о составленной мной схеме синонимии, омонимии и т.п. «по Гаку» (см. факсимиле этой части моего письма внизу страницы).
Примечательно, как Галина Васильевна всегда и упорно возвращала меня, страдавшую по юности излишним «формализьмом», в лоно «презумпции смысла».
2. Любимое «ругательство» Г. В. — она терпеть не могла приблизительности и неглубины подхода к любому явлению и не выносила поверхностных знаний и высказываний.
3. Г. В. однажды вспомнила чьё-то (из учёных) остроумное замечание, что нужно уже давно поставить — как собаке Павлова — памятник столу за неоценимую роль в лингвистической науке, уж больно удобный это был пример — в частности, для семантики, — и только ленивый его не использовал.
4. В примечаниях к позапрошлому письму Г. В. я сказала, что этот мой перевод для меня «покрылся неизвестным мраком», но обнаружа в своих следующих письмах фамилию поэта (Артур Саймонс), я нашла и среди «неопознанного» (не датированного) отдельный листочек с довеском, на котором был текст перевода.
В письме же от 14 марта, отвечая на похвалу Галины Васильевны, я написала:
«Саймонс — английский поэт, одного времени и направления с Йетсом.
По мнению Хорольского — самый талантливый из всего окружения Йетса (а тот для Х. — предел мечтаний и совершенства).
Мне же, наоборот, показалось, что перевод вымученный, неживой (а ст-е действительно само по себе хорошее).
Стр-радала только над первыми строками: английские слова короче (a sea of lead, a sky of slate), попробуй втиснуть в строку русские длинные и, главное, плавные слова.
“Увы” кажется жертвой рифмы, но оно — у автора: Already autumn in the air, alas!
А потом плюнула на текст и передала настроение, ключевые слова не сохраняя в “нетленке”, а заменяя другими, но тоже “ассоциативными” (в смысле вызывающими ассоциации). Надоели мне эти символисты, хочется чего-нибудь “остренького”, а текстов нигде нет».
Текст:
Артур Саймонс
Последнее
Однообразно и уныло
Пространство высохшей травы.
Свинцово небо, пляж размыло,
Уж осень в воздухе, увы!
И непонятно раздражает
Отеля слишком белый цвет,
И беспощадно выжигает
Траву закатный жёлтый свет.
И всё значенья не имеет
Ни для тебя, ни для меня:
Ни уходящее мгновенье,
Ни отблеск гаснущего дня.
1895
Куски оригинала, найденного в инете (где-то у меня есть рукописный полный, но лень искать и лень набирать):
The gray-green stretch of sandy grass,
Indefinitely desolate;
A sea of lead, a sky of slate;
Already autumn in the air, alas!
One stark monotony of stone,
The long hotel, acutely white,
Against the after-sunset light
Withers gray-green, and takes the grass's tone.
Ну, вы же видите, что не перевод, а бессовестное враньё?
5. Цитата из моего письма:
«В субботу наконец сподобились: было “Зеркало”. Два сеанса, на обоих были мы.
<...>
Галина Васильевна, конференция неминуема [что за конференция? не та ли это встреча в доме у брата Г. В., когда мы разбирали “Грифельную оду” Мандельштама? я потом сделала из своего варианта разбора статью спустя много лет — Т. Б.], т.к. в мае покажут “Амаркорд” <...>.
С “Зеркала” народ не уходил: ни с “кадрового”, ни с “простонародного” сеанса (в общей сложности 10 человек ушло).
Где живём! В каком городе!».
6. Я проверила по инету: сценарий назывался «Белый, белый день».
7. Из Лены Гончаренко пытались сделать фигуру типа «Они украшают наш город»: ходили на уроки, хвалили, звали куда-то завучем — и писали идиотские хвалебные заметки в газетах (я писала: «Это как раз тот случай, когда дурак похвалит, а лучше бы умный поругал»).
8. «Судьба играет человеком, / Она изменчива всегда, / То вознесёт его высоко, / То бросит в бездну без стыда».
9. Я посылала перепечатанный на машинке текст марктвеновской «Басни» — ради последнего её пассажа о торчащих из текста художественного произведения «ушах» зрителя/читателя.
10. Битова; я писала, что Св. Ис. просила передать, что нечаянно «украла» у Г. В. эту книгу.
18 марта 1983
Во первых строка́х моего письма:
насчёт Аа и Аа1 [1] — это, по-моему, вопрос чертёжный. Мне кажется, проблема должна быть сформулирована, в качестве варианта (необязательного):
1. Чем (качественно!) отличаются синонимы (думать, мыслить, размышлять, раздумывать и т.д.) от лексико-семантических вариантов:
думать 1 (размышлять);
думать 2 (полагать);
думать 3 (намереваться);
думать 4 (заботиться).
2. Качество (опять же!) при этом, очевидно, должно быть рассмотрено с учётом принадлежности к части речи.
3. Каждая часть речи «шагает» (предполагаю!) в разном направлении, т.е. они имеют разные «конечные цели» как семантические метаморфозы.
Прилагательное — оценка (железный);
глагол — вхождение всё в более и более отвлечённые понятия:
забыть зонтик — предмет
забыть стихи
забыть и думать — память [всё это] перестать иметь [см. в примечаниях в самом низу страницы факсимиле письма, где всё это организовано графически, т.е. более точно — Т. Б.];
существительное — при пестроте в силу денотата и проч. метафоричности, метонимичности и т.д. — к высвобождению от всего этого и указанию на нечто или некто (вещь, предмет, [нрзб.]) или оценки (бревно, [нрзб.])
(объединяет в себе пути глагола и прилагательного? — Надо думать!)
Понимаю, что подобная постановка проблемы требует:
сущ. глаг. прил.
разные группы
а) Рассмотреть многозначность, б) синонимию, в) сравнить группы и т.д.
Но и не говорить об этом нельзя, потому как нельзя уже только «взгляд и нечто» [2] и опять же на примере «стол» [3].
Синонимы — это характеристика предмета, процесса, признака.
Многозначность (качественная, функциональная и т.д.) — это расширение (или углубление?) понятия или ход к понятию (так вроде утверждает Аветян). Для «думать» — фазы мышления, для «говорить» — три стороны речи, для «гореть» — ассоциации (по Шмелёву) света, уничтожения и тепла и т.д.
Поэтому семантическое расстояние между синонимами и между лексико-семантическими вариантами — не только разное по величине, но и по качеству, а как это — индукция, дедукция — не знаю.
За Битова — благодарю. Когда-нибудь, исследуя через много-много лет наше время, обратятся к Битову. Информацию получат социологическую — весьма ценную. Эстетическую — это само собой.
С переводом [4] что Вы делали — Ваше дело, а мне, читателю, нравится, и, не зная языка, я буду Саймонса знать таким, каким Вы его перевели, исполать Вам, Тамара Владимировна!
«Зеркало» [5] смотрела по-разному: с напряжением до головной боли, с рассматриванием деталей, с выстраиванием линий ко всем остальным фильмам и т.д.
Но эмоции как-то уходили на второй план.
Очевидно, мешала непривычность формы. Когда-то я читала большие куски его сценария («Белый день») [6].
Конечно, когда впервые смотришь фильм в форме лирического стихотворения — не до эмоций, тут как бы сообразить, что к чему. А фильм к тому же потрясающе объясняет самого Тарковского, истоки, выходы в иные фильмы, зрительный ряд и т.п.
Гончаренко [7] должна была вести подробные записи «То вознесёт меня высоко, то бросит в бездну без стыда» [8].
Этот вечный сюжет должен окраситься местным, С.-Будским колоритом.
Басня [9] хороша в «моральном» смысле. Но меня смущает язык. Какой-то он... не русский. Калькированный.
Светлане Исааковне можно было и не беспокоиться с «Азартом» [10]. Тем более, как я вроде бы и собираюсь появиться в светлом городе Сумах, в котором будет идти «Амаркорд».
Сделала открытие о преимуществах преклонного возраста: начиная с 50 лет можно всё время читать одни и те же книги, ну так штук 20-30 отобрать и — по порядку. Пока кончишь двадцатую, ничего уже не помнишь, что было в первой.
Это и есть perpetuum mobile, а не то, что думают технари: читаю Александра Гладкова — как будто никогда не открывала этой книги.
Будьте здоровы
Роспись
Примечания
1. Я продолжала колебать мировые струны семантики и спрашивала в письме от 14 марта, что Г. В. думает о составленной мной схеме синонимии, омонимии и т.п. «по Гаку» (см. факсимиле этой части моего письма внизу страницы).
Примечательно, как Галина Васильевна всегда и упорно возвращала меня, страдавшую по юности излишним «формализьмом», в лоно «презумпции смысла».
2. Любимое «ругательство» Г. В. — она терпеть не могла приблизительности и неглубины подхода к любому явлению и не выносила поверхностных знаний и высказываний.
3. Г. В. однажды вспомнила чьё-то (из учёных) остроумное замечание, что нужно уже давно поставить — как собаке Павлова — памятник столу за неоценимую роль в лингвистической науке, уж больно удобный это был пример — в частности, для семантики, — и только ленивый его не использовал.
4. В примечаниях к позапрошлому письму Г. В. я сказала, что этот мой перевод для меня «покрылся неизвестным мраком», но обнаружа в своих следующих письмах фамилию поэта (Артур Саймонс), я нашла и среди «неопознанного» (не датированного) отдельный листочек с довеском, на котором был текст перевода.
В письме же от 14 марта, отвечая на похвалу Галины Васильевны, я написала:
«Саймонс — английский поэт, одного времени и направления с Йетсом.
По мнению Хорольского — самый талантливый из всего окружения Йетса (а тот для Х. — предел мечтаний и совершенства).
Мне же, наоборот, показалось, что перевод вымученный, неживой (а ст-е действительно само по себе хорошее).
Стр-радала только над первыми строками: английские слова короче (a sea of lead, a sky of slate), попробуй втиснуть в строку русские длинные и, главное, плавные слова.
“Увы” кажется жертвой рифмы, но оно — у автора: Already autumn in the air, alas!
А потом плюнула на текст и передала настроение, ключевые слова не сохраняя в “нетленке”, а заменяя другими, но тоже “ассоциативными” (в смысле вызывающими ассоциации). Надоели мне эти символисты, хочется чего-нибудь “остренького”, а текстов нигде нет».
Текст:
Артур Саймонс
Последнее
Однообразно и уныло
Пространство высохшей травы.
Свинцово небо, пляж размыло,
Уж осень в воздухе, увы!
И непонятно раздражает
Отеля слишком белый цвет,
И беспощадно выжигает
Траву закатный жёлтый свет.
И всё значенья не имеет
Ни для тебя, ни для меня:
Ни уходящее мгновенье,
Ни отблеск гаснущего дня.
1895
Куски оригинала, найденного в инете (где-то у меня есть рукописный полный, но лень искать и лень набирать):
The gray-green stretch of sandy grass,
Indefinitely desolate;
A sea of lead, a sky of slate;
Already autumn in the air, alas!
One stark monotony of stone,
The long hotel, acutely white,
Against the after-sunset light
Withers gray-green, and takes the grass's tone.
Ну, вы же видите, что не перевод, а бессовестное враньё?
5. Цитата из моего письма:
«В субботу наконец сподобились: было “Зеркало”. Два сеанса, на обоих были мы.
<...>
Галина Васильевна, конференция неминуема [что за конференция? не та ли это встреча в доме у брата Г. В., когда мы разбирали “Грифельную оду” Мандельштама? я потом сделала из своего варианта разбора статью спустя много лет — Т. Б.], т.к. в мае покажут “Амаркорд” <...>.
С “Зеркала” народ не уходил: ни с “кадрового”, ни с “простонародного” сеанса (в общей сложности 10 человек ушло).
Где живём! В каком городе!».
6. Я проверила по инету: сценарий назывался «Белый, белый день».
7. Из Лены Гончаренко пытались сделать фигуру типа «Они украшают наш город»: ходили на уроки, хвалили, звали куда-то завучем — и писали идиотские хвалебные заметки в газетах (я писала: «Это как раз тот случай, когда дурак похвалит, а лучше бы умный поругал»).
8. «Судьба играет человеком, / Она изменчива всегда, / То вознесёт его высоко, / То бросит в бездну без стыда».
9. Я посылала перепечатанный на машинке текст марктвеновской «Басни» — ради последнего её пассажа о торчащих из текста художественного произведения «ушах» зрителя/читателя.
10. Битова; я писала, что Св. Ис. просила передать, что нечаянно «украла» у Г. В. эту книгу.
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами-плагиаторами.