![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tamara_borisovaЕщё далёко асфоделей
Прозрачно-серая весна.
Пока ещё на самом деле
Шуршит песок, кипит волна.
Но здесь душа моя вступает,
Как Персефона, в лёгкий круг,
И в царстве мёртвых не бывает
Прелестных, загорелых рук.
Осип Мандельштам. Меганом
28 апреля 1954 года началась наша с Лилей «индивидуальная история»: наши родители поженились.
Первой в разведку пошла Лиля:
Её всяко запечатлевали:
одну...
... с мамой...
...и с бабушкой Марусей:
Я не знаю, почему так получилось, что самые ранние мои фотки с мамой (а с папой и Лиля фотографировалась гораздо позже) относятся к моим примерно шести годам.
Если не считать полуторагодовалой меня, поддерживаемой маминой рукой...
... то мамино постоянное присутствие «в реале» в кадре фотографическом проявилось только годы спустя.
Зато отдельных моих «двухлетних» фоток, наклеенных на серо-голубую «художественную» картонку, сохранилось не менее четырёх оттисков:
Здесь мы с мамой на похоронах родственницы, и этим объясняются наши скорбные лица:
Здесь мы все вместе в Крыму:
Здесь мне лет 10-11 (Лиле на четыре с половиной года больше)...
...а здесь примерно на год больше:
Здесь мы с Лилей уже выросли:
А теперь и состарились (ну, почти).
А они помолодели — и теперь навсегда:
Туда душа моя стремится,
За мыс туманный Меганом:
за поворотом — я знаю — сияет светлое-пресветлое солнце...
Я помню, как папа нёс меня на руках, когда они с мамой предпринимали безнадёжные и недолгие попытки (пошла-заболела, пошла-заболела) определить меня в детский сад, а я молча, но упорно сопротивлялась, совершая махательно-брыкательные движения руками, ногами, головой и всем телом; папа терпеливо сносил все эти «восточные танцы», не делая никаких попыток применить силу — ни словом, ни делом.
Я помню смешной рассказ мамы и бабушки Маруси о том, как он же нарядил Лилю и повёл её навстречу обомлевшей маме: он сначала надел на ребёнка длинные штанишки, а потом сверху (для тепла — так папа объяснил «логику одевания») — тёплые рейтузы «с начёсом» и на резинках (для того же и резинки, чтобы в штанины не поддувало).
Я помню, как мамины руки плели мне косы, завязывали банты, застёгивали пуговицы, завязывали шарфы, трогали горячий лоб... лечили, кормили, обнимали, держали, хранили.
...Огромный флаг воспоминанья
за кипарисною кормой...
Я помню, как мама умирала и как теперь за руку держала её всю ночь, весь день — и в последние минуты я...
Я помню, как на кладбище папе развязали бинт, связывающий руки, и Лиля стала растирать вмятины, — как будто ему могло бы быть больно...
...Ещё даже когда родился Серёжа (вот не знаю про Женю), ему на ручку привязали «бирку»: кусок клеёнки, на котором была написана фамилия матери, дата рождения, рост и вес.
Мама моя очень долго хранила в шкатулочке этот трогательный до слёз входной билетик в мир, канцелярскую отметку в приходно-расходной книге жизни: получите-распишитесь...
Обратный билет на папу мне выдали в морге: абсолютно такой же кусок клеёнки с датой, фамилией, именем, отчеством...
Я храню его — но, отправляясь за мыс, с собой не возьму: для встречи мне не понадобятся никакие бирки, билеты, пропуска и прочие указатели.
Я их узнаю по теплу родных рук.
Музыкальный киоск
Прозрачно-серая весна.
Пока ещё на самом деле
Шуршит песок, кипит волна.
Но здесь душа моя вступает,
Как Персефона, в лёгкий круг,
И в царстве мёртвых не бывает
Прелестных, загорелых рук.
Осип Мандельштам. Меганом
28 апреля 1954 года началась наша с Лилей «индивидуальная история»: наши родители поженились.
Первой в разведку пошла Лиля:
Её всяко запечатлевали:
одну...
... с мамой...
...и с бабушкой Марусей:
Я не знаю, почему так получилось, что самые ранние мои фотки с мамой (а с папой и Лиля фотографировалась гораздо позже) относятся к моим примерно шести годам.
Если не считать полуторагодовалой меня, поддерживаемой маминой рукой...
... то мамино постоянное присутствие «в реале» в кадре фотографическом проявилось только годы спустя.
Зато отдельных моих «двухлетних» фоток, наклеенных на серо-голубую «художественную» картонку, сохранилось не менее четырёх оттисков:
Здесь мы с мамой на похоронах родственницы, и этим объясняются наши скорбные лица:
Здесь мы все вместе в Крыму:
Здесь мне лет 10-11 (Лиле на четыре с половиной года больше)...
...а здесь примерно на год больше:
Здесь мы с Лилей уже выросли:
А теперь и состарились (ну, почти).
А они помолодели — и теперь навсегда:
Туда душа моя стремится,
За мыс туманный Меганом:
за поворотом — я знаю — сияет светлое-пресветлое солнце...
Я помню, как папа нёс меня на руках, когда они с мамой предпринимали безнадёжные и недолгие попытки (пошла-заболела, пошла-заболела) определить меня в детский сад, а я молча, но упорно сопротивлялась, совершая махательно-брыкательные движения руками, ногами, головой и всем телом; папа терпеливо сносил все эти «восточные танцы», не делая никаких попыток применить силу — ни словом, ни делом.
Я помню смешной рассказ мамы и бабушки Маруси о том, как он же нарядил Лилю и повёл её навстречу обомлевшей маме: он сначала надел на ребёнка длинные штанишки, а потом сверху (для тепла — так папа объяснил «логику одевания») — тёплые рейтузы «с начёсом» и на резинках (для того же и резинки, чтобы в штанины не поддувало).
Я помню, как мамины руки плели мне косы, завязывали банты, застёгивали пуговицы, завязывали шарфы, трогали горячий лоб... лечили, кормили, обнимали, держали, хранили.
...Огромный флаг воспоминанья
за кипарисною кормой...
Я помню, как мама умирала и как теперь за руку держала её всю ночь, весь день — и в последние минуты я...
Я помню, как на кладбище папе развязали бинт, связывающий руки, и Лиля стала растирать вмятины, — как будто ему могло бы быть больно...
...Ещё даже когда родился Серёжа (вот не знаю про Женю), ему на ручку привязали «бирку»: кусок клеёнки, на котором была написана фамилия матери, дата рождения, рост и вес.
Мама моя очень долго хранила в шкатулочке этот трогательный до слёз входной билетик в мир, канцелярскую отметку в приходно-расходной книге жизни: получите-распишитесь...
Обратный билет на папу мне выдали в морге: абсолютно такой же кусок клеёнки с датой, фамилией, именем, отчеством...
Я храню его — но, отправляясь за мыс, с собой не возьму: для встречи мне не понадобятся никакие бирки, билеты, пропуска и прочие указатели.
Я их узнаю по теплу родных рук.
Музыкальный киоск
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами-плагиаторами.