![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tamara_borisovaДва дня подряд нас, митрофанушек, водило по степи, в которой мы с Аней блудили в поисках залива.
Не спрашивайте, как мы умудрились заблудиться в степи, ибо это вполне возможно: во-первых, марево на горизонте во все стороны показывает колышущиеся волны, а во-вторых, сам горизонт постоянно отодвигается, и ты своими ногами ощущаешь, как проворачивается под тобой земная шарообразная твердь...
Мы вышли «от двора» (я хотела именно стопами ощутить расстояние до залива, чтобы принять земное решение) и пошли не влево по улице, как было надо, а прямо «не в ту степь», точнее, прямо в степь...
И мы ходили там два с половиной часа: сначала прямо, потом перпендикулярно (точнее, полукругом), потом опять прямо, но в обратном направлении... обмахиваясь одёжками, как лошади хвостами, от жутких бомбардировщиков-слепней.
И это было бы ужасно, если бы не степь.
Степь, одуряюще и одновременно очень тонко и нежно (куда там вашим французским духам!) пахнущая горячей полынью, чабрецом, ещё какой-то смесью неведомых даже мне трав, — степь, краснеющая солеросом, зеленеющая и желтеющая разнотравьем, сиреневеющая кермеком, который мы называли у нас, в Запорожской области, бессмертниками-иммортелями...
Не слышно птиц. Бессмертник не цветёт,
Прозрачны гривы табуна ночного,
В сухой реке пустой челнок плывёт,
Среди кузнечиков беспамятствует слово...
Нет, всё и всех слышно и видно: птицы подают голоса откуда-то с горячего неба, снизу гудит насекомый космодром с жаркими соплами, бессмертники цветут — и слова прыгают, как кузнечики... нет, язык не поворачивается назвать их кузнечиками, это целые кузнецы... нет, это не кузнецы, это гигантские крылатые лошади, летательные леонардодавинчевские аппараты, и видно, как работают все их рычаги: со страшным скрипом и лязгом — того и гляди сшибут, взлетая прямо под твоими ногами — и вверх наискосок — со своих бесчисленно-повсеместных иппоаэродромов...
И там, в этой степи, я в очередной раз убедилась, до чего гениальный (и овеществлённый, земной) был поэт Осип Эмильевич...
Ведь эта строка:
Крылатой лошади подковы тяжелы
(Над розой мускусной жужжание пчелы,
В степи полуденной — кузнечик мускулистый.
Крылатой лошади подковы тяжелы,
Часы песочные желты и золотисты) —
ведь она о кузнечике!
Именно крылатая лошадь — взлетающая из-под ног и ощутимо ударяющая в плечо, в руку, в ногу — и ты, идя по твёрдому асфальту сизого солончака, то и дело покачиваешься от ударов этого встречного «транспорта» — кованого, суставчатого, в заклёпках и шестерёнках, работающего работу коленчатых валов...
А слепни — это летающие коровы: летит, мычит, а уж если укусит — мало не покажется, да и шишак вздуется величиной с холм.
(Хорошо, что боятся они антикомариного «Off'a» — летать-то они летают, ещё и гудят, как бомбовозы...)
Так что я не удивлюсь, если есть и столь многократно осмеянные (якобы не существующие, по ошибке придуманные Мандельштамом) аониды.
Они есть!
И они сидят где-то под полынным кустом и рыдают (и я знаю почему: слепни — это страшная и именно слепая сила, присмотритесь-ка к их глазам... это же марсиане-терминаторы!).
Всё, о чём пишет ОЭМ, — существует и является истинной правдой, данной нам в непосредственных ощущениях...
...Как, кстати, и его виноградины с голубиное яйцо.
Думаете, их нет?
Ха!
Это просто винограда «молдова» нет — на рынках, который у нас по двадцать гривен килограмм.
Эта мелкая шрапнель — не виноград «молдова». У винограда «молдова» виноградины именно с голубиное яйцо!
(И как замечательно, что там вверху параллельно стеблю уселась муха — как раз пригодится нам для масштаба!)
А каждая гроздь весит не меньше двух килограммов:
А херсонский арбуз — это вот (мы его заработали, сфотографировав соседскую собаку на охотничий паспорт):
Так что я не ошибалась и не вводила вас в заблуждение, когда писала в «Пыли» о способе транспортировки таких арбузов: именно откинувшись назад всем телом и крепко сцепив руки в замок на полную их длину...
Памятник херсонскому арбузу на голопристанской набережной (на фоне Ленина снимается семейство)
(Такого мне, конечно, не поднять, но взгляните на тот, что я несла, уже разрезанный, где для масштаба положено сверху обычное, «типовое» блюдце из чайного сервиза...)
...На второй день мы пошли искать залив после подробного и неоднократного инструктажа Юли, Юлианы и Лены (Лёши просто не было, а то бы и он принял участие в объяснении самоочевидных для всех, но не для нас вещей: вся деревня И. смеялась над нашими безуспешными поисками залива накануне).
Среди ориентиров был какой-то шлагбаум, поэтому, дойдя до поскотины и уперевшись в конец географии (дальше никакой дороги не было), мы благоразумно позвонили Юле:
— Юль, мы вот стоим перед этими жердями, — сказала я, полагая, что Юля сострила насчёт шлагбаума, — но дальше дороги нет...
— Перед какими жердями? — изумилась Юля.
— Ну, Вы же имели в виду под шлагбаумом поскотину, загородку такую для/от животных?
— ...Вообще-то шлагбаум — это такая полосатая бело-красная палка, — озадаченно ответила Юля...
И мы пошли искать шлагбаум.
Оказалось, нужно было пройти вправо, чтобы выйти на широкую песчаную дорогу, что мы вскоре и сделали, не успев и метров пятисот протащиться по «бездорожью и разгильдяйству», то есть по зарослям и стерне.
И вот наконец-то степь затворилась — и отворился залив...
Ой, это не он. Вот:
Летю:
Не спрашивайте, как мы умудрились заблудиться в степи, ибо это вполне возможно: во-первых, марево на горизонте во все стороны показывает колышущиеся волны, а во-вторых, сам горизонт постоянно отодвигается, и ты своими ногами ощущаешь, как проворачивается под тобой земная шарообразная твердь...
Мы вышли «от двора» (я хотела именно стопами ощутить расстояние до залива, чтобы принять земное решение) и пошли не влево по улице, как было надо, а прямо «не в ту степь», точнее, прямо в степь...
И мы ходили там два с половиной часа: сначала прямо, потом перпендикулярно (точнее, полукругом), потом опять прямо, но в обратном направлении... обмахиваясь одёжками, как лошади хвостами, от жутких бомбардировщиков-слепней.
И это было бы ужасно, если бы не степь.
Степь, одуряюще и одновременно очень тонко и нежно (куда там вашим французским духам!) пахнущая горячей полынью, чабрецом, ещё какой-то смесью неведомых даже мне трав, — степь, краснеющая солеросом, зеленеющая и желтеющая разнотравьем, сиреневеющая кермеком, который мы называли у нас, в Запорожской области, бессмертниками-иммортелями...
Не слышно птиц. Бессмертник не цветёт,
Прозрачны гривы табуна ночного,
В сухой реке пустой челнок плывёт,
Среди кузнечиков беспамятствует слово...
Нет, всё и всех слышно и видно: птицы подают голоса откуда-то с горячего неба, снизу гудит насекомый космодром с жаркими соплами, бессмертники цветут — и слова прыгают, как кузнечики... нет, язык не поворачивается назвать их кузнечиками, это целые кузнецы... нет, это не кузнецы, это гигантские крылатые лошади, летательные леонардодавинчевские аппараты, и видно, как работают все их рычаги: со страшным скрипом и лязгом — того и гляди сшибут, взлетая прямо под твоими ногами — и вверх наискосок — со своих бесчисленно-повсеместных иппоаэродромов...
И там, в этой степи, я в очередной раз убедилась, до чего гениальный (и овеществлённый, земной) был поэт Осип Эмильевич...
Ведь эта строка:
Крылатой лошади подковы тяжелы
(Над розой мускусной жужжание пчелы,
В степи полуденной — кузнечик мускулистый.
Крылатой лошади подковы тяжелы,
Часы песочные желты и золотисты) —
ведь она о кузнечике!
Именно крылатая лошадь — взлетающая из-под ног и ощутимо ударяющая в плечо, в руку, в ногу — и ты, идя по твёрдому асфальту сизого солончака, то и дело покачиваешься от ударов этого встречного «транспорта» — кованого, суставчатого, в заклёпках и шестерёнках, работающего работу коленчатых валов...
А слепни — это летающие коровы: летит, мычит, а уж если укусит — мало не покажется, да и шишак вздуется величиной с холм.
(Хорошо, что боятся они антикомариного «Off'a» — летать-то они летают, ещё и гудят, как бомбовозы...)
Так что я не удивлюсь, если есть и столь многократно осмеянные (якобы не существующие, по ошибке придуманные Мандельштамом) аониды.
Они есть!
И они сидят где-то под полынным кустом и рыдают (и я знаю почему: слепни — это страшная и именно слепая сила, присмотритесь-ка к их глазам... это же марсиане-терминаторы!).
Всё, о чём пишет ОЭМ, — существует и является истинной правдой, данной нам в непосредственных ощущениях...
...Как, кстати, и его виноградины с голубиное яйцо.
Думаете, их нет?
Ха!
Это просто винограда «молдова» нет — на рынках, который у нас по двадцать гривен килограмм.
Эта мелкая шрапнель — не виноград «молдова». У винограда «молдова» виноградины именно с голубиное яйцо!
(И как замечательно, что там вверху параллельно стеблю уселась муха — как раз пригодится нам для масштаба!)
А каждая гроздь весит не меньше двух килограммов:
А херсонский арбуз — это вот (мы его заработали, сфотографировав соседскую собаку на охотничий паспорт):
Так что я не ошибалась и не вводила вас в заблуждение, когда писала в «Пыли» о способе транспортировки таких арбузов: именно откинувшись назад всем телом и крепко сцепив руки в замок на полную их длину...
Памятник херсонскому арбузу на голопристанской набережной (на фоне Ленина снимается семейство)
(Такого мне, конечно, не поднять, но взгляните на тот, что я несла, уже разрезанный, где для масштаба положено сверху обычное, «типовое» блюдце из чайного сервиза...)
...На второй день мы пошли искать залив после подробного и неоднократного инструктажа Юли, Юлианы и Лены (Лёши просто не было, а то бы и он принял участие в объяснении самоочевидных для всех, но не для нас вещей: вся деревня И. смеялась над нашими безуспешными поисками залива накануне).
Среди ориентиров был какой-то шлагбаум, поэтому, дойдя до поскотины и уперевшись в конец географии (дальше никакой дороги не было), мы благоразумно позвонили Юле:
— Юль, мы вот стоим перед этими жердями, — сказала я, полагая, что Юля сострила насчёт шлагбаума, — но дальше дороги нет...
— Перед какими жердями? — изумилась Юля.
— Ну, Вы же имели в виду под шлагбаумом поскотину, загородку такую для/от животных?
— ...Вообще-то шлагбаум — это такая полосатая бело-красная палка, — озадаченно ответила Юля...
И мы пошли искать шлагбаум.
Оказалось, нужно было пройти вправо, чтобы выйти на широкую песчаную дорогу, что мы вскоре и сделали, не успев и метров пятисот протащиться по «бездорожью и разгильдяйству», то есть по зарослям и стерне.
И вот наконец-то степь затворилась — и отворился залив...
Ой, это не он. Вот:
Летю:
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами-плагиаторами.