Кавказ подо мною
11 March 2013 19:52![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tamara_borisovaЕздила сегодня днём на улицу Лермонтова забирать денежку, заработанную около года назад за... «Евгения Онегина» (помогала осуществлять «учительский надзор» даме, учительнице английского языка, вышедшей замуж в Англию и преподающей теперь русский язык в английской школе; к ейной — учительницы — местной маме).
По́лно шутить, — сказал волк капканурусской литературы, — отпусти лапу-ту!
(Лидочка![[livejournal.com profile]](https://www.dreamwidth.org/img/external/lj-userinfo.gif)
lidiamp, кажется, сегодня Вы что-то там спрашивали у меня о ЕО?
Аидочкаserebryakovaa, не виноватая я! они сами ко мне пришли!)
На унылой и скользкой окраине, где частные домишки почти уже вытеснились жуткими панельными безлиственно-бездере́вными монстрами в виде Г, С, П и прочих безотрадных букв типового алфавита (ну конечно — опальный поэт, сосланный куда Макар телят не гонял, — один в вышине... Грибоедову повезло гораздо больше), где дует безжалостный ветр, нанося утренни и дне́вны морозы вместе с мартовской сыпучей и зыбкой метелью, я поняла экзистенциальные причины исхода: отсюда сбежишь не то что в туманный Альбион, а и на дымящийся Кавказ, лишь бы вон из тарковской зоны...
...Выданы были мне сиреневые двадцать фунтов (то-то мне всё снились сиреневые сны!), впервые в жизни мной виденные, — очень красивые, с дамами, мужичками и всякого рода пасторальными сценами.
Положу в красные трусы — пусть дозариваются.
Кто знает, как там климат в аглицкой этой стороне: очень туманно и мокро — или жить можно?
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя пиит.
Всё было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые,
Да дрожек отдалённый стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, вёслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая...
Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!
Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
Он свят для внуков Аполлона;
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле,
С венецианкою младой*,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.
Придёт ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
* А лучше с пожилым венецианцем, и хорошо бы немым и глухим.
Мавров не предлагать!
По́лно шутить, — сказал волк капкану
(Лидочка
lidiamp, кажется, сегодня Вы что-то там спрашивали у меня о ЕО?Аидочка
serebryakovaa, не виноватая я! они сами ко мне пришли!)На унылой и скользкой окраине, где частные домишки почти уже вытеснились жуткими панельными безлиственно-бездере́вными монстрами в виде Г, С, П и прочих безотрадных букв типового алфавита (ну конечно — опальный поэт, сосланный куда Макар телят не гонял, — один в вышине... Грибоедову повезло гораздо больше), где дует безжалостный ветр, нанося утренни и дне́вны морозы вместе с мартовской сыпучей и зыбкой метелью, я поняла экзистенциальные причины исхода: отсюда сбежишь не то что в туманный Альбион, а и на дымящийся Кавказ, лишь бы вон из тарковской зоны...
...Выданы были мне сиреневые двадцать фунтов (то-то мне всё снились сиреневые сны!), впервые в жизни мной виденные, — очень красивые, с дамами, мужичками и всякого рода пасторальными сценами.
Положу в красные трусы — пусть дозариваются.
Кто знает, как там климат в аглицкой этой стороне: очень туманно и мокро — или жить можно?
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя пиит.
Всё было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые,
Да дрожек отдалённый стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, вёслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая...
Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав!
Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
Он свят для внуков Аполлона;
По гордой лире Альбиона
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле,
С венецианкою младой*,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.
Придёт ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
* А лучше с пожилым венецианцем, и хорошо бы немым и глухим.
Мавров не предлагать!
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами-плагиаторами.