Вселенная на плахе
23 March 2013 00:01![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tamara_borisovaПро срубленные поцелуи и трещины в головах
Не лѣпо ли ны бяшетъ, братiе, начати старыми словесы трудныхъ повѣстiй о плъку Игоревѣ, Игоря Святославича! начатися же тъй пѣсни по былинамъ сего времени, а не по замышленiю Бояню.
Слово о пълку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова
Я собиралась писать лирические «Шёлковые шелковицы» — после трагической «Фламандской школы», — но у вселенной ведь потрясающее чувство юмора: ей понадобилось не только оплакать авелей и проклясть каинов, но и подвергнуть каинов осмеянию...
...Вдруг встречаю в нововасильевском сообществе в «Одноклассниках» удивительную информацию об уроженце Нововасильевки, ударившегося в (об) футуризм — и расшибшего себе голову.
Занимаясь родословными поисками, Игорь Гузиков неожиданно нашёл (и поместил в группе «Нововасильевке — 190 лет») сведения о брате Марии Сидоровой (в замужестве Калмыковой) — Владимире Ивановиче Сидорове, избравшем себе псевдоним Вадим Баян.
Сходив по всем ссылкам, указанным в заметке Игоря*, я, насмеявшись и наплакавшись над судьбой земляка, совращённого, обобранного и напоследок осмеянного футуристами — горланами и главарями, — действительно смешного, порой доходящего до классики графоманского жанра, но вообразившего себя гениальным поэтом, властителем умов и душ, — под конец пришла к выводу, что это очень показательная и наглядная история, ещё раз — уже с карикатурной стороны — показывающая характер нововасильевцев, совершенно непригодных к делам каиновым.
Ибо в результате понимаешь, что бывает, когда тамбовско-молоканская головушка, вместо того чтобы заниматься делом: разводить скот, сеять хлеб и молоть муку, — начинает молоть всякий вздор и пытается переделать мир.
Вот лишь небольшой коллажик на основе цитат из статьи о Вадиме Баяне:
Вадим Баян, а точнее — Сидоров Владимир Иванович, — родился 5 января 1880 года в селе Нововасильевка, Бердянского уезда Таврической губернии (ныне Приазовский район Запорожской области). Родился в семье зажиточных крестьян, впоследствии ставших домовладельцами в разных регионах губернии, в том числе — Мелитопольском уезде, где Владимир окончил реальное училище. Там же пошёл на службу в качестве конторщика. В 1906 году семья переезжает на жительство в Симферополь и селится в собственной части дома двухэтажного особняка на улице Долгоруковской, 17 (ныне ул. Карла Либкнехта), недалеко от губернской земской управы. Живёт он с мамой и младшей сестрой — Марией Сидоровой (в замужестве — Калмыковой, 1889–1949) — будущим прозаиком и поэтессой. И именно она стала инициатором и ярым пропагандистом творчества своего брата Владимира, который первоначально не придавал особого значения своим поэтическим опусам. В конце концов Мария убедила брата в его поэтическом даровании, что впоследствии стало для Владимира испытанием всей жизни.
<...>
28 июля 1912 года поэт-модернист Борис Дмитриевич Богомолов (1886–1920), — ещё один друг Вадима Баяна, — в симферопольской газете «Тавричанин» поместил статью: «Поэт В. Баян и его творчество», из которой узнаём, что в Санкт-Петербурге Вадим Баян, чтобы познать душу всех физических, биологических и духовных явлений [выделено мной — Т. Б., — невозможно было удержаться], записывается на курсы П. Ф. Лесгафта. У нас вызывает сомнение это утверждение, так как Пётр Францевич Лесгафт умер за год до прибытия туда Вадима Баяна.
<...>
1910–1913 годы проходят у Вадима Баяна в бесконечных разъездах. По разным поэтическим и купеческим делам он бывает то в Александровске (с 1921 года — Запорожье), то в Москве, Мелитополе или Санкт-Петербурге. Это было время не только развития его коммерческих возможностей, но и набирания опыта в поэтическом искусстве.
<...>
1913 год. В Крым с гастролями прибыла поэтическая группа: Фёдор Сологуб, Анастасия Чеботаревская и Игорь Северянин.
<...>
...пренебрежительное отношение к нему, как к провинциальному поэту, тем не менее не помешало столичным знаменитостям принять его организаторские и финансовые услуги как в этот их приезд, так и в более скандальном поэтическом турне в расширенном составе в конце 1913 — начале 1914 годов; не помешало Игорю Северянину получить от «провинциального поэта» и 125 рублей гонорара за небольшую рецензию на книгу стихов «Лирический поток: лирионетты и баркароллы» (в обложке украинского художника Георгия Нарбута), изданную Вадимом Баяном в Санкт-Петербурге в конце 1913 года на собственные средства...
<...>
Вадим Баян, считая себя обязанным перед своими гостями, по настоянию домочадцев и с согласия поэтической братии, поселил их в отдельных шикарных номерах самой лучшей в Симферополе трёхэтажной гостиницы «Европейская», открыл на их имена счета в модных магазинах, арендовал к их услугам автомобиль и прочее.
<...>
И... тут произошло то, что должно было произойти: экстравагантный, дерзкий и безапелляционно-хамовитый, не знающий границ приличия, молодой Владимир Маяковский, которому не исполнилось ещё и 21-го года, в гостиничных номерах совсем распоясался. «Чего ты стесняешься? — кричал он Северянину. — Требуй заморозить бутылку, требуй коньяк, икру и прочее. Помни, что не мы разоряем Сидорова, а он нас: мы ему даём своими именами значительно больше, чем он нам своими купеческими деньгами...». — Так, во всяком случае, вспоминал Игорь Северянин в своих заметках о Маяковском.
<...>
...расточительность и безудержность Маяковского не знала границ. Деньги таяли на глазах. О доходах от продаж билетов не могло быть и речи, а когда Вадим Баян весьма корректно попытался усовестить Маяковского, то получил отповедь хама, отличающегося невоздержанностью в речах и поступках: «Всякий труд, — завопил Маяковский, — должен быть, милейший, оплачен, а разве не труд тянуть за уши в литературу людей бездарных? Вы же, голубчик, скажем открыто, талантом не сияете. И кроме того, мы разрешили Вам выступать совместно с нами, а это чего-нибудь да стоит. У нас с Вами не дружба, а сделка. Вы наняли нас Вас выдвинуть — мы выполняем заказ... мы Вас, заметьте, не рекламируем, не рекомендуем — мы даём Вам лишь место около себя на эстраде».
<...>
Издевательским тоном, например, веет от пьесы «Клоп», написанной Владимиром Маяковским и поставленной в театре Всеволода Мейерхольда в феврале 1929 года, где Вадим Баян выведен в роли Олега Баяна, учащего глупого партийного рабочего Ивана Присыпкина хорошим манерам и пытающегося заработать пятнадцать рублей и бутылку водки за проведение его «красной свадьбы».
<...>
Вадим Баян умер 29 марта 1966 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище рядом с его любимой сестрой — Марией Калмыковой. На его надгробной плите надпись:
«Поэт-космист Вадим Баян (1880–1966).
В артерию веков
Вковерканы мои чудовищные крики.
На глыбах будущих земных материков
Мои зажгутся блики».
Потому что если уродился ты садушкой с грядушкой, то и занимайся садовием, — садовая твоя башка!
Не тебе, духобору, чьи предки исповедовали непротивление злу насилием, брать в руки топор и класть вселенную на плаху: ты лучше возьми отцову-дедову Библию да почитай на сон грядущий, а утром встань ранёшенько — да скотину управь: воды натаскай, корма задай, огород прополи да полей, хлебушко посей, — а вселенную оставь в покое...
Да прогони немедля всю эту сволочь человеческую от себя прочь!
Не по пути тебе с ними: им, нищебродам, выбившимся в гуляющих на чужие деньги купчин и выказывающих свой ндрав, и палачами быть.
Но вы знаете что?
Я бы всё-таки присудила Владимиру Ивановичу Сидорову звание первого поэта — за две гениальные строчки, нечаянно выскочившие из него среди всего этого дурацкого полуграфоманского бормотания и «чудовищных криков» — и ставшие ёмкой формулой эпохи.
Они из той самой «космопоэмы» (с весьма симптоматичным названием «Собачество»), которая про срубленные поцелуи:
Химерой вылезла из трещины ума
Тысячелапая зубастая коммуна...
...Ни отнять ни прибавить.
* 1, 2, 3, 4, 5.
Музыкальный киоск
тоже по контрапункту — трещину в башке залепить:
Не лѣпо ли ны бяшетъ, братiе, начати старыми словесы трудныхъ повѣстiй о плъку Игоревѣ, Игоря Святославича! начатися же тъй пѣсни по былинамъ сего времени, а не по замышленiю Бояню.
Слово о пълку Игоревѣ, Игоря сына Святъславля, внука Ольгова
Я собиралась писать лирические «Шёлковые шелковицы» — после трагической «Фламандской школы», — но у вселенной ведь потрясающее чувство юмора: ей понадобилось не только оплакать авелей и проклясть каинов, но и подвергнуть каинов осмеянию...
...Вдруг встречаю в нововасильевском сообществе в «Одноклассниках» удивительную информацию об уроженце Нововасильевки, ударившегося в (об) футуризм — и расшибшего себе голову.
Занимаясь родословными поисками, Игорь Гузиков неожиданно нашёл (и поместил в группе «Нововасильевке — 190 лет») сведения о брате Марии Сидоровой (в замужестве Калмыковой) — Владимире Ивановиче Сидорове, избравшем себе псевдоним Вадим Баян.
Сходив по всем ссылкам, указанным в заметке Игоря*, я, насмеявшись и наплакавшись над судьбой земляка, совращённого, обобранного и напоследок осмеянного футуристами — горланами и главарями, — действительно смешного, порой доходящего до классики графоманского жанра, но вообразившего себя гениальным поэтом, властителем умов и душ, — под конец пришла к выводу, что это очень показательная и наглядная история, ещё раз — уже с карикатурной стороны — показывающая характер нововасильевцев, совершенно непригодных к делам каиновым.
Ибо в результате понимаешь, что бывает, когда тамбовско-молоканская головушка, вместо того чтобы заниматься делом: разводить скот, сеять хлеб и молоть муку, — начинает молоть всякий вздор и пытается переделать мир.
Вот лишь небольшой коллажик на основе цитат из статьи о Вадиме Баяне:
Вадим Баян, а точнее — Сидоров Владимир Иванович, — родился 5 января 1880 года в селе Нововасильевка, Бердянского уезда Таврической губернии (ныне Приазовский район Запорожской области). Родился в семье зажиточных крестьян, впоследствии ставших домовладельцами в разных регионах губернии, в том числе — Мелитопольском уезде, где Владимир окончил реальное училище. Там же пошёл на службу в качестве конторщика. В 1906 году семья переезжает на жительство в Симферополь и селится в собственной части дома двухэтажного особняка на улице Долгоруковской, 17 (ныне ул. Карла Либкнехта), недалеко от губернской земской управы. Живёт он с мамой и младшей сестрой — Марией Сидоровой (в замужестве — Калмыковой, 1889–1949) — будущим прозаиком и поэтессой. И именно она стала инициатором и ярым пропагандистом творчества своего брата Владимира, который первоначально не придавал особого значения своим поэтическим опусам. В конце концов Мария убедила брата в его поэтическом даровании, что впоследствии стало для Владимира испытанием всей жизни.
<...>
28 июля 1912 года поэт-модернист Борис Дмитриевич Богомолов (1886–1920), — ещё один друг Вадима Баяна, — в симферопольской газете «Тавричанин» поместил статью: «Поэт В. Баян и его творчество», из которой узнаём, что в Санкт-Петербурге Вадим Баян, чтобы познать душу всех физических, биологических и духовных явлений [выделено мной — Т. Б., — невозможно было удержаться], записывается на курсы П. Ф. Лесгафта. У нас вызывает сомнение это утверждение, так как Пётр Францевич Лесгафт умер за год до прибытия туда Вадима Баяна.
<...>
1910–1913 годы проходят у Вадима Баяна в бесконечных разъездах. По разным поэтическим и купеческим делам он бывает то в Александровске (с 1921 года — Запорожье), то в Москве, Мелитополе или Санкт-Петербурге. Это было время не только развития его коммерческих возможностей, но и набирания опыта в поэтическом искусстве.
<...>
1913 год. В Крым с гастролями прибыла поэтическая группа: Фёдор Сологуб, Анастасия Чеботаревская и Игорь Северянин.
<...>
...пренебрежительное отношение к нему, как к провинциальному поэту, тем не менее не помешало столичным знаменитостям принять его организаторские и финансовые услуги как в этот их приезд, так и в более скандальном поэтическом турне в расширенном составе в конце 1913 — начале 1914 годов; не помешало Игорю Северянину получить от «провинциального поэта» и 125 рублей гонорара за небольшую рецензию на книгу стихов «Лирический поток: лирионетты и баркароллы» (в обложке украинского художника Георгия Нарбута), изданную Вадимом Баяном в Санкт-Петербурге в конце 1913 года на собственные средства...
<...>
Вадим Баян, считая себя обязанным перед своими гостями, по настоянию домочадцев и с согласия поэтической братии, поселил их в отдельных шикарных номерах самой лучшей в Симферополе трёхэтажной гостиницы «Европейская», открыл на их имена счета в модных магазинах, арендовал к их услугам автомобиль и прочее.
<...>
И... тут произошло то, что должно было произойти: экстравагантный, дерзкий и безапелляционно-хамовитый, не знающий границ приличия, молодой Владимир Маяковский, которому не исполнилось ещё и 21-го года, в гостиничных номерах совсем распоясался. «Чего ты стесняешься? — кричал он Северянину. — Требуй заморозить бутылку, требуй коньяк, икру и прочее. Помни, что не мы разоряем Сидорова, а он нас: мы ему даём своими именами значительно больше, чем он нам своими купеческими деньгами...». — Так, во всяком случае, вспоминал Игорь Северянин в своих заметках о Маяковском.
<...>
...расточительность и безудержность Маяковского не знала границ. Деньги таяли на глазах. О доходах от продаж билетов не могло быть и речи, а когда Вадим Баян весьма корректно попытался усовестить Маяковского, то получил отповедь хама, отличающегося невоздержанностью в речах и поступках: «Всякий труд, — завопил Маяковский, — должен быть, милейший, оплачен, а разве не труд тянуть за уши в литературу людей бездарных? Вы же, голубчик, скажем открыто, талантом не сияете. И кроме того, мы разрешили Вам выступать совместно с нами, а это чего-нибудь да стоит. У нас с Вами не дружба, а сделка. Вы наняли нас Вас выдвинуть — мы выполняем заказ... мы Вас, заметьте, не рекламируем, не рекомендуем — мы даём Вам лишь место около себя на эстраде».
<...>
Издевательским тоном, например, веет от пьесы «Клоп», написанной Владимиром Маяковским и поставленной в театре Всеволода Мейерхольда в феврале 1929 года, где Вадим Баян выведен в роли Олега Баяна, учащего глупого партийного рабочего Ивана Присыпкина хорошим манерам и пытающегося заработать пятнадцать рублей и бутылку водки за проведение его «красной свадьбы».
<...>
Вадим Баян умер 29 марта 1966 года и был похоронен на Ваганьковском кладбище рядом с его любимой сестрой — Марией Калмыковой. На его надгробной плите надпись:
«Поэт-космист Вадим Баян (1880–1966).
В артерию веков
Вковерканы мои чудовищные крики.
На глыбах будущих земных материков
Мои зажгутся блики».
Потому что если уродился ты садушкой с грядушкой, то и занимайся садовием, — садовая твоя башка!
Не тебе, духобору, чьи предки исповедовали непротивление злу насилием, брать в руки топор и класть вселенную на плаху: ты лучше возьми отцову-дедову Библию да почитай на сон грядущий, а утром встань ранёшенько — да скотину управь: воды натаскай, корма задай, огород прополи да полей, хлебушко посей, — а вселенную оставь в покое...
Да прогони немедля всю эту сволочь человеческую от себя прочь!
Не по пути тебе с ними: им, нищебродам, выбившимся в гуляющих на чужие деньги купчин и выказывающих свой ндрав, и палачами быть.
Но вы знаете что?
Я бы всё-таки присудила Владимиру Ивановичу Сидорову звание первого поэта — за две гениальные строчки, нечаянно выскочившие из него среди всего этого дурацкого полуграфоманского бормотания и «чудовищных криков» — и ставшие ёмкой формулой эпохи.
Они из той самой «космопоэмы» (с весьма симптоматичным названием «Собачество»), которая про срубленные поцелуи:
Химерой вылезла из трещины ума
Тысячелапая зубастая коммуна...
...Ни отнять ни прибавить.
* 1, 2, 3, 4, 5.
Музыкальный киоск
тоже по контрапункту — трещину в башке залепить:
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 23 Mar 2013 17:31 (UTC)Дракона помните шварцевского?
Каждый побеждающий дракона с оружием в руках становится драконом...
В историю с Маяковским можно верить, можно не верить, это неважно, но остаётся главное - уродские, вымученные тексты человека, возможно и небесталанного, если бы не ударился он в чуждую для себя форму.
Вы по ссылкам на его тексты ходили смотреть?
Это же ужас какой-то...
И я писала весь лоскут для двух случайно выскочивших из него строчек (он-то их без осуждения писал, в полном восторге), определивших суть трагедии всего двадцатого века: когда трещина образуется в какой-то голове, почему-то обычно рушатся вселенные у других.
Башка треснула, химера вылезла - и пошла крушить мир.
Вы вдумайтесь во все эти образы, вылезшие из разбитой об футуризм крестьянской башки: топоры, плахи, всё этак корячится, дыбится...
Да оставьте вы вселенную в покое!
Идите занимайтесь хлебом и молоком!
no subject
Date: 23 Mar 2013 18:01 (UTC)Тему эту продолжать не вижу смысла. Это моя позиция - добро с кулаками.
И щеку могу подставлять сколько угодно, всю жизнь и хлещут. Но до определенного предела. За своих близких задавлю.