![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tamara_borisovaГде, где были мои глаза???
— ...Откуда вы?
— Из книжной лавки: ходил узнать, не вышли ли журналы. Читали мою статью?
— Нет.
— Я вам пришлю, прочтите.
— О чём? — спросил сквозь сильную зевоту Обломов.
— О торговле, об эманципации женщин, о прекрасных апрельских днях, какие выпали нам на долю, и о вновь изобретённом составе против пожаров. Как это вы не читаете? Ведь тут наша вседневная жизнь. А пуще всего я ратую за реальное направление в литературе.
— Много у вас дела? — спросил Обломов.
— Да, довольно. Две статьи в газету каждую неделю, потом разборы беллетристов пишу да вот написал рассказ...
— О чём?
— О том, как в одном городе городничий бьёт мещан по зубам...
— Да, это в самом деле реальное направление, — сказал Обломов.
<...>
— А между тем мне удалось показать и самоуправство городничего, и развращение нравов в простонародье; дурную организацию действий подчинённых чиновников и необходимость строгих, но законных мер... Не правда ли, эта мысль... довольно новая?
— Да, в особенности для меня, — сказал Обломов, — я так мало читаю...
— В самом деле не видать книг у вас! — сказал Пенкин.— Но, умоляю вас, прочтите одну вещь; готовится великолепная, можно сказать, поэма «Любовь взяточника к падшей женщине». Я не могу вам сказать, кто автор: это ещё секрет.
— Что ж там такое?
— Обнаружен весь механизм нашего общественного движения, и всё в поэтических красках. Все пружины тронуты; все ступени общественной лестницы перебраны. Сюда, как на суд, созваны автором и слабый, но порочный вельможа, и целый рой обманывающих его взяточников; и все разряды падших женщин разобраны... француженки, немки, чухонки, и всё, всё... с поразительной, животрепещущей верностью... Я слышал отрывки — автор велик! в нем слышится то Дант, то Шекспир...
И чуть выше:
— Жаль! — сказал Судьбинский, — а день хорош. Только сегодня и надеюсь вздохнуть.
— Ну, что нового у вас? — спросил Обломов.
— Да много кое-чего: в письмах отменили писать «покорнейший слуга», пишут «примите уверение»; формулярных списков по два экземпляра не велено представлять. У нас прибавляют три стола и двух чиновников особых поручений. Нашу комиссию закрыли... Много!
Примите уверения и проч. — я читаю дальше...
— ...Откуда вы?
— Из книжной лавки: ходил узнать, не вышли ли журналы. Читали мою статью?
— Нет.
— Я вам пришлю, прочтите.
— О чём? — спросил сквозь сильную зевоту Обломов.
— О торговле, об эманципации женщин, о прекрасных апрельских днях, какие выпали нам на долю, и о вновь изобретённом составе против пожаров. Как это вы не читаете? Ведь тут наша вседневная жизнь. А пуще всего я ратую за реальное направление в литературе.
— Много у вас дела? — спросил Обломов.
— Да, довольно. Две статьи в газету каждую неделю, потом разборы беллетристов пишу да вот написал рассказ...
— О чём?
— О том, как в одном городе городничий бьёт мещан по зубам...
— Да, это в самом деле реальное направление, — сказал Обломов.
<...>
— А между тем мне удалось показать и самоуправство городничего, и развращение нравов в простонародье; дурную организацию действий подчинённых чиновников и необходимость строгих, но законных мер... Не правда ли, эта мысль... довольно новая?
— Да, в особенности для меня, — сказал Обломов, — я так мало читаю...
— В самом деле не видать книг у вас! — сказал Пенкин.— Но, умоляю вас, прочтите одну вещь; готовится великолепная, можно сказать, поэма «Любовь взяточника к падшей женщине». Я не могу вам сказать, кто автор: это ещё секрет.
— Что ж там такое?
— Обнаружен весь механизм нашего общественного движения, и всё в поэтических красках. Все пружины тронуты; все ступени общественной лестницы перебраны. Сюда, как на суд, созваны автором и слабый, но порочный вельможа, и целый рой обманывающих его взяточников; и все разряды падших женщин разобраны... француженки, немки, чухонки, и всё, всё... с поразительной, животрепещущей верностью... Я слышал отрывки — автор велик! в нем слышится то Дант, то Шекспир...
И чуть выше:
— Жаль! — сказал Судьбинский, — а день хорош. Только сегодня и надеюсь вздохнуть.
— Ну, что нового у вас? — спросил Обломов.
— Да много кое-чего: в письмах отменили писать «покорнейший слуга», пишут «примите уверение»; формулярных списков по два экземпляра не велено представлять. У нас прибавляют три стола и двух чиновников особых поручений. Нашу комиссию закрыли... Много!
Примите уверения и проч. — я читаю дальше...
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами-плагиаторами.