![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
tamara_borisova
Это теперь такая форма образования стала престижной: как-то попытались знакомого программиста (компьютерного гения без среднего образования) туда устроить — не тут-то было!
А тогда (в 80–е годы) это была никому не нужная обязаловка.
Вот и отлавливали по предприятиям беззащитных жертв — рабочих, достигших тридцати–, а то и сорокалетнего возраста, солидных отцов и матерей семейств (а порой и успевших стать бабушками и дедушками)...
Во-первых, стыдобушка от собственных детей и товарищей по работе.
А во-вторых и в-главных: когда??? — после тяжёлой смены в грохочущем жарком цеху или, наоборот, в лютые морозы на улице (маляры-штукатуры, строительные рабочие)...
И вот они приходили на занятия вечером и сладко спали, бедняги, положив голову на парту — на сумку с учебниками или просто на скрещённые руки.
А кто не спал (мужики), те украдкой доставали из-под парты бутылочку с заветным содержимым (самодельным) и «расслаблялись» (а закусить, причём солёненьким огурчиком, хотелось мне, пусть и отделённой от них длинными рядами парт, но ведь — сами понимаете — летучие пары...).
Я их щадила, несмотря на свой юный возраст (мне был 21 год), и они мне отвечали любовью, уважительно называя «Владимировной».
Какие там разборы произведений и анализ текста?
Лишь бы пришли и сидели более-менее тихо (главным показателем отчётности была посещаемость, а уж оценки и прочая лабуда зависели от «ловкости рук» преподавательского состава).
А чтобы и самой не скучать, и народ делом занять, и чтобы это дело имело хоть какое-то отношение к литературе, я и придумала просто вслух и с выражением (порой на все голоса) читать самые интересные куски из изучаемых произведений, остальные сюжетные от(раз)ветвления пересказывая пунктирно.
Причём — поскольку ученики опаздывали в зависимости от окончания смены и шли чуть ли не постоянным потоком — я, чтобы не отвлекаться на диалоги: «Можно? — Можно!» — заключила с ними конвенцию: опаздывая, они просто тихо проходят по ряду и садятся на своё место, не нарушая процесса под названием «Исполняют мастера художественного чтения».
И вот однажды читали мы так «Господ Головлёвых».
Дверь из класса в коридор открыта — чтобы опаздывающие входили «невозбранно», не отвлекая собравшихся ни стуком ни скрипом.
Я рассказываю о неожиданном (очень нежелательном для Иудушки и его матери) возвращении «Стёпки-балбеса», с которым придётся делиться (хотя никто из названных персонажей делиться не собирается).
Читаю с выражением, мне напряжённо внимает женская половина класса:
«– Умирать, мой друг, всем придётся! — сентенциозно произнесла Арина Петровна, — не чёрные это мысли, а самые, можно сказать... божественные! Хирею я, детушки, ах, как хирею! Ничего-то во мне прежнего не осталось — слабость да хворость одна! Даже девки-поганки заметили это — и в ус мне не дуют! Я слово — они два! я слово — они десять! Одну только угрозу и имею на них, что молодым господам, дескать, пожалуюсь! Ну, иногда и попритихнут!
Подали чай, потом завтрак, в продолжение которых Арина Петровна всё жаловалась и умилялась сама над собой. После завтрака она пригласила сыновей в свою спальную»...
Дальнейшее передаю ремарками.
При этих словах в двери показывается опоздавший ученик — рослый симпатичный парень (и вовсе не глупый, и добряк редкостный, что там уж у него не сложилось с обычной школой...) с вопросительным выражением на улыбающейся физиономии. Я, не прерывая чтения, махнула ему рукой «разрешительно», и он пошёл по ряду аж к задней парте...
Я читаю дальше, по сути, сопровождая это его продвижение:
«Когда дверь была заперта на ключ, Арина Петровна немедленно приступила к делу, по поводу которого был созван семейный совет.
– Балбес-то ведь явился! — начала она»...
Следующая моя фраза была разнесена в клочья взрывом дикого хохота:
«– Слышали, маменька, слышали! — отозвался Порфирий Владимирыч не то с иронией, не то с благодушием человека, который только что сытно покушал».
Врёте, не слышали ни персонажи великого щедринского произведения, ни ученики в классе, ни уже и я самоё себя, до которой (то есть до меня) без помощи класса так и не дошла бы суть их самоидентификации (я их просто не воспринимала как «балбесов» или «дурачков», мало ли у кого какая жизнь и какой своей частью она к нам может повернуться...).
Самоидентификации, на деле свидетельствовавшей как раз о высоком «ай кью» этих несчастных, ставших заложниками абсурдной ситуации, предлагаемой советской системой всеобщего среднего образования...
Ведь все они прекрасно понимали унизительность такой «раскладки дел», когда их заведомо ставили в дискриминационные условия: ну если они в своё время не смогли/не захотели окончить среднюю школу, то, может, оставить за ними право решать свою судьбу и в дальнейшем?
Ведь если Гекуба им не нужна, то, может, и не надо их в неё носом тыкать, как нашкодивших котят?
Так и читала я дальше на волнах то затухающего, то вновь набирающего силу хохота:
«– Пришёл, словно и дело сделал, словно так и следовало: сколько бы, мол, я ни кутил, ни мутил, у старухи матери всегда про меня кусок хлеба найдётся! Сколько я в своей жизни ненависти от него видела! сколько от одних его буффонств да каверзов мучения вытерпела!»... © Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства — значит, текст уворован ботами или плагиаторами (что, в принципе, одно и то же).
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 18 Mar 2008 19:33 (UTC)no subject
Date: 18 Mar 2008 19:56 (UTC)Я работала всего год, потом удрала в обычную школу, потом вообще уехала в сельскую (итого три года отработала), потом четыре года работала на кафедре русского языка в педе ассистентом - а потом навсегда удрала из системы образования, о чём не пожалела ни на секунду.
Самая классная у меня была работа - 10 лет завлитом в местном театре драмы и музкомедии, где у меня был кабинет из двух комнат (во второй - библиотека) и в мои обязанности (sic!) входило чтение книг, журналов и новых пьес, посещение репетиций и оказание прочих сладостных литературно-текстуальных услуг...
Если бы не перестройка и не проклятые 90-е годы, когда нам перестали платить зарплату, я бы там и окончила свои дни.
Вдогонку, для усиления ностальгии
Date: 18 Mar 2008 20:07 (UTC)Вклеиваю.
["Ма-а-аленькое" такое лирическое отступление. Когда-то, на заре своей юности, я целый год работала в вечерней школе - чем горжусь неимоверно, ибо это биографически сближает меня с обожаемым мною учёным - Лидией Гинзбург. И вот там был директор, подаривший мне гениальную фразу "на всю оставшуюся жизнь". Самым главным показателем отчётности в 80-е годы была посещаемость этой самой школы несчастными великовозрастными учениками, сорокалетними отцами и матерями семейств, насильственно загоняемыми в рамки "среднего образования". Потому основной успех в обучении для учителей и классных руководителей заключался в том, чтобы пригнать на уроки как можно больше жертв. "Жертвы", в свою очередь, занимали диаметрально противоположную "позицью" - сопротивлялись кто как мог: прятались за высокими заборами своих домов ("мой дом - моя крепость"), убегали огородами, скрывались при помощи сочувствующих товарищей в соседних цехах, за станками или внутри какого-нибудь большого работающего "агрегата-механизьма" - когда "классный" или "классная" настигали их на рабочем месте...
Если жертву всё же удавалось привести в школу хоть единожды, это давало все основания выставить итоговую тройку за четверть (надо ли говорить, что относительно часто посещавшие школу "добровольцы" имели четвёрки и пятёрки?). Для итоговой годовой нужно было привести и посадить безгласный и бездвижный манекен за некую парту или стол на экзамене. Остальное было делом учителя: "ловкость рук - и никакого мошенства". Конечно, процентов двадцать выписанных аттестатов так и оставались невостребованными (за ними просто никто не приходил), но восемьдесят процентов пойманного народа оказывалось всё же в результате героических усилий государства и школы "облагодетельствованным".
И вот этот директор, слушая прочувствованный, богатый сюжетными подробностями рассказ очередного "охотника за скальпами": "Я долго стучал в ворота, собаки лаяли, в щёлку я видел чей-то глаз, но хозяин глаза так ко мне и не вышел", "он убежал к соседям, я стал звонить к соседям, соседи сказали, что никого из посторонних у них нет", "он залез на подъёмный кран, я побоялся лезть за ним по ступенькам, я раньше никогда не поднимался на кран", - на второй минуте сего эмоционального повествования резко поднимал вверх правую руку, разворачивая её к зрителям предупредительной ладонью, - ну примерно как вожди, стоя на трибуне, приветствовали колонны демонстрантов, только рука директора не качалась, а незыблемо "стояла на воздухе", и говорил непререкаемым тоном: "Это всё - лирика. А мне нужны - результаты. Ясно? Выполняйте! Иначе школу закроют, я-то уйду руководить другой школой, а вы - потеряете работу"].
Re: Вдогонку, для усиления ностальгии
Date: 18 Mar 2008 20:13 (UTC)Re: Вдогонку, для усиления ностальгии
Date: 16 Jan 2012 07:56 (UTC)А чем не лирика? Герой-учитель описывает бесплодные ухаживания, свои физические и душевные страдания из-за отсутствия взаимности...
Прав директор!
Re: Вдогонку, для усиления ностальгии
Date: 16 Jan 2012 13:32 (UTC)Он ко мне очень хорошо относился, этот директор.
Умер давным-давно, царство ему небесное. Ему уже тогда лет 60 было, если не больше.
Re: Вдогонку, для усиления ностальгии
Date: 16 Jan 2012 09:37 (UTC)А Кошкодильчик прав.
Вспомнил Довлатова:
...кобелек бегал вокруг Глаши, как престарелый кавказский мачо...
Re: Вдогонку, для усиления ностальгии
Date: 16 Jan 2012 13:28 (UTC)...Теперь уж позакрывали все школы, а директор тот умер давно...